— Я приказала всё огородить двойным кольцом, — начала просвещать бельгийка. — Астрид уговаривать не пришлось: как только я рассказала, что такое промышленный шпионаж и как чужаки могут украсть у нас секрет, мгновенно отреагировала, и следующим же вечером и забор был поставлен, и внутренний частокол с башенками ко контуру, и собственно мастерские.

Оглядел это великолепие. Да, сестрёнка не пожалела ни трудочасов, ни материала — аптекарская мастерская, как её тут уже прозвали, представляла собой неприступную крепость с контрольно-следовой полосой между внешним забором и внутренним частоколом с башенками. М-да.

— Там сейчас работают четыре помощницы, — продолжала бельгийка. — Они на особом контроле у Вермунда, он их охраняет. Воины там тоже особые, лично Вермунд ставил. Доверенные.

Угу, целый десяток гвардов перевёл из замка сюда, ослабляя и без того лишённую рыцарей крепость, отдавая её минюстовцам Эстебана. Но последнее я поругал про себя — не чего сор из избы выносить.

— Армия не должна заниматься внутренней безопасностью, — усмехнулся вместо этого вслух. — Я привёз из похода претора, то есть главу моей полиции. Да-да, Клавдий из Магдалены. Сходи к нему, прямо сегодня вечером, объясни ситуацию. Твоих девочек и стражей, могут перекупить злые и завистливые люди. Девочки — существа слабые и по природе болтливые, а воины это наёмники, они продают себя и априори ненадёжны. Тут нужно создавать оперчасть… Или как это называется. А это уже уровень контрразведки, вояки не потянут.

Своим делом, любым, должны заниматься профессионалы. Солдаты — скакать, стрелять и воевать. А полиция — искать преступников и предотвращать преступления. Оперативная работа, сеть стукачей, тайный пригляд за нужными личностями, выявление нестыковок и девиаций поведения ключевых персон на политическом поле графства… Ну, ты понимаешь куда я клоню.

— Рома, ты такой забавный. — Она прижалась ко мне плечом. — Такой юный, а так рассуждаешь. Да и все сказанные тобой слова ТУТ воспринимаются… — Она захихикала, но я видел, это нервное. Анабель все мои шаги всецело одобряет.

— … В общем, он спец — пусть думает, как это сделать, — закончил я. — И он же пусть подбирает охрану.

— Поняла. Девиаций поведения… А ты знаешь умные слова. Рома! Я имею в виду тебя как Рому. — Она рассмеялась.

— Ну, у меня вообще-то гуманитарная вышка. — Я чуть не обиделся. Зря она так.

— Извини. Анабель поняла, что перегнула с насмешками. — Я просто серьёзных научных слов вечность не слышала. Я ж на два года дольше тебя здесь. Да и ты появился и тут же свалил, бросив меня, нежную и ранимую, среди этих грубых мужланов. — Тычок локтем в рёбра.

— Ещё услышишь умные слова. — Из моей груди вырвался тяжёлый вздох. — И не только от меня. Впрочем, очень большая вероятность, что и я вместе с тобой их услышу, и совершенно не от местных, которых мы им научим.

Она поняла, напряглась.

— Кого-то встретил ещё? — Её глаза загорелись тревожным огнём. — Кого?

— Немца. — Решил не юлить, сказать как есть. — Солдата вермахта. Пришлось его убить — он был главой одного из отрядов разбойников, без вариантов.

— У-у-у-у… — Лобик лекарки смешно нахмурился, но она была на самом деле разочарована. А ещё её не коробило слово «вермахт». Бельгийцы в нём не видят никакого негатива. Немцы — это свои парни. А что огребли в ВМВ — бывает. Война такая штука, что там постоянно кто-то огребает, у них опыта постоянных войн два последних тысячелетия.

И вообще, в ВМВ немцы только одно плохо делали — евреев убивали. Всё остальное фигня. Я уже писал про забой скота, не буду повторяться. Убийство скотины, животных, не может считаться предосудительным. В отличие от евреев. Так что солдат вермахта для неё как раз свой парень, в отличие от меня, совершенно чуждого ментально. А я, такой плохой, своего парня грохнул.

— Ладно, показывай. — Мы подошли к её вотчине и я сменил тему. Спорить и доказывать что-то бесполезно, а нам тут жизнь жить.

Больше всего поразила прихожка, в которой надо было снять верхнюю одежду, разуться, сесть на лавочку, перекинуть ноги, на той стороне обуться в специальные тканевые тапочки и одеть специальную же одежду — один из висящих в ряд на вешалке типовых халатов. Причём даже я должен был сделать это, плевать что граф. И все воины и сопровождающие. Сопровождали меня только министры (Адольфо убежал письма писать, все кроме него) и телохраны.

Что могу сказать о варочной самого крутого в этом мире лекарства? Помещение большое, но тёплое — крышу покрыли чем-то тёмным, чтобы грелась. А ещё тут полутьма, сыро, влажно, воняет… Плесенью. Стоят несколько бронзовых чанов разного размера в которых догоняется какая-то хрень — мне даже не разрешили внутрь посмотреть: «Грязи напустишь!». Отдельное светлое помещение — ручная центрифуга. Ага, зубчатые колёса а-ля Дорофей и компания приводят в движение вал, на котором подвешиваются две медные колбы, при вращении от центробежной силы поднимающиеся, как лопасти вертолёта. Да-да, колбы не из стекла, медь. Видно дорого, да и долго заказ ждать — своих стеклодувов в графстве пока нет. Анабель зажгла все лампы в помещении, тут стало совсем светло и мы всё-всё рассмотрели. А ещё здесь была идеальная чистота — ни соринки. Далее — фильтровальный стол. Конструкцию фильтра узнал — детали для него вёз весной из Аквилеи. Но прибавились и новые — впрочем, теперь же мастер Соломон у нас, вот и сделал. Фильтры — плотная ткань, наверное из моих замковых запасов. А это пресс. Совсем не такой, как в сахарной мастерской, и детали тоже узнаваемые. Отдельно — бочки с густым и вязким тёмным сиропом, видно, некондишен от Марины. Узнал по запаху, пробовать пальцем что-либо в лекарской мастерской не стоит. Сироп видимо забрали у нашей чернявой наглости пока дают и поставили тут, пока не забрала назад. Марина, как понял, зубами в производство вцепилась и хрен что-то даст. Для неё это как от сердца оторвать. А как разбавить бочку некондишена в кондишене без потери качества — любой опытный технолог на раз провернёт. А Марина уже опытный технолог — по глазам и словообороту почувствовал.

— Сырья хватает? — спросил Анабель, постучав по бочке костяшками пальцев.

— Да, слава богу, достаточно, — кивнула лекарка. — Хотя не будь твоего сахара… Карамели — перевели бы весь замковый мёд. — Довольно улыбнулась. — А он очень дорог тут, Рикардо, и очень ценен. Но в отличие от этой сучки (это она о Марине) мне дают всё, что попрошу, и, видишь, горшки, котлы, помощницы — всё в достатке. — Окинула мастерскую рукой. — И карамель тоже.

— Ещё будешь чаны ставить? Там, смотрю, места ещё много.

— Конечно. — Кивок. — Но… Зелье медленно растёт. Его нельзя сразу сделать сколько хочешь. Мастер Соломон сейчас должен ещё три котла отлить, на той неделе поставлю. А дальше, Рикардо, дело быстрее пойдёт. В геометрической прогрессии — знаешь что это?

Я презрительно фыркнул и удивил интеллектом.

— Экспоненциальный рост?

— Угу. — Довольный кивок и улыбка. — Чем дальше — тем больше сможем выпускать лекарства, но пока я выбираю куда пустить — на рост или на готовую продукцию. Рост завтра это хорошо, но людей лечит надо уже сейчас. А ведь скоро война, там сотни если не тысячи доз для раненых потребуются.

— Ладно, работай. Ты грамотная, знаешь, как лучше сделать. — Я тяжело, но облегчённо вздохнул. Ибо я действительно везучий попаданец, что у меня есть такое сокровище. — Скольких людей уже спасла?

— Шестнадцать человек. — Это произнёс рассматривающий центрифугу Эстебан. Полицейская рожа, учёт ведёт! У, сволочь! Это я в хорошем смысле. — Причём двое — мои воины. Ваше сиятельство, это лекарство — чудо господне, не иначе! — воскликнул он, глаза его радостно засияли. — Его можно за баснословные деньги продавать… Как только обеспечим замок и армию, конечно.

Мудрая оговорка, а то он мог и под раздачу попасть.

— Эстебан, есть идея насчёт этого, — вспомнил я старую задумку, ещё из Магдалены. — Как ты знаешь, для того, чтобы что-то продать, нужна реклама. А мы скоро поедем в Аквилею. Как приедем туда, нужен будет экспромт, импровизация, где мы применим это лекарство на ком-то из местных, организовав чудесное исцеление безнадёжного больного. А лучший экспромт, как ты знаешь, это тот, который ты подготовил собственными руками. Я не говорю, что нужно кого-то заразить чтобы вылечить, или ни дай бог сжульничать, но мне кажется, среди известных людей города может найтись немало безнадёжных умирающих горячо любимых родственников.