Дорофей долго рассказывал о конструкции последней, пятой по счёту большой сложенной печи, дающей самый высокий выход железа из руды из всех трёх аналогичных по назначению, сложенных ранее, которую назвали «домницей». Слово «домница» звучало на русском — я был неправ насчёт прогрессорства, хотя записали за мной явно по-пьяни. Из его слов я понял, что знать не знал, гадать не гадал, но свершил-таки тут техническую революцию. Ибо до сей поры железо получали плавлением из руды в ОДНУ ступень. Часть его плавилось в чугуний, он же «свинское железо», оно же «чёртово железо», и чугуний шёл на выброс. Ну, или из него делали малоценные вещи, не требующие ковки. Процесс старались вести так, чтобы минимизировать выход чугуна, но при этом терялось и качество товарного железа. Выше температура, выше качество товарной продукции, но выше и потери на чугун, и ничего с этим не сделать.

То есть, если грубо, то самый простой способ и без потерь — у сырого дутья, это когда складывают в поле кучу маленьких печушек-«муравейников» на уровне земли, подкопав под них ямку для тяги. Но после получившуюся в «муравейниках» крицу заи… Устанешь фигачить молотком, выгоняя шлак. Да и выход металла из руды так себе. Получается, что процесс это простой, не требует квалификации мастеров, но крайне дорогой в деньгах и дровах, а главное крайне медленный — счёт на десятки килограммов в день при условии работы десятка кузнецов, как сейчас в Дорофеевке.

Или же можно сложить высокий горн с, как понимаю, температурным режимом, выплавлять больше железа количественно, но теряя часть на «чёртово железо», при этом товарного получая сотни килограмм, а не десяток-другой, да ещё более высокого качества. А меньше шлака в железе — меньше его ковать, выгоняя лишнее молотом, а значит дешевле.

И да, горны тоже дают не жидкое железо, а крицу, просто повыше качеством. Жидкого тут всячески стараются избегать, как чёрт ладана.

Я же в Априлиусе предложил третий путь, о котором они даже не мыслили, рассказав им, что чугуний надо получать ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО. Они очень удивились, но промолчали, не перебивали меня, внимая иномировой мудрости. А я был подшофе и ни хрена в их ужимках не понял. Теперь только дошло, чего так суетились, расспрашивая про те или иные стадии процесса и устройство оборудования.

Я, конечно, в металлургии нуб, но даже последний идиот у нас знает про домны, здоровенные такие хреновины высотой с девятиэтажный дом. Их издалека, из-за Шексны видать — громадные мать его цеха с трубами и градирнями. Они делают чугуний из руды, перемешанной с коксом (тут вместо кокса на ура идёт древесный уголь сосновых пород). А затем оный чугун в электропечи обдувают воздухом, выжигая углерод, и получают сталь, которую прокатывают в листы, и в рулонах по железке везут, по три маленьких рулона на огромной платформе. Кажется платформа почти пустая, пока не знаешь вес такого «колёсика». Составы с этими рулонами у нас один за одними идут, мы мальчишками любили в детстве в них камни кидать, стараясь попасть в центр «бублика». При движущемся поезде это отличный квест на ловкость.

Электропечи это, конечно, круто. Но есть проще конструкция, как и всё гениальное. В девятнадцатом веке был некий металлург Мартен, создавший настолько простую печь, что его изобретение подхватил весь мир, и за десятилетие люди настроили тысячи таких же, сделав сталелитьё поистине массовым. Все эти пушки-гаубицы-броненосцы-автомобили — плод его труда, без его печей хрен бы нам, а не прогресс. Но кроме того, что это было, как исторический факт, я не знаю больше ничего — ни принципов работы мартеновской печи, ни тем более её устройство. А как бы сейчас эти знания помогли!..

На самом деле не всё в этом мире грустно. Горны выдают, конечно, не то и не столько, сколько хотелось бы попадану из двадцать первого века, и не того качества, но получаемая местными после должной обработки сталь не ржавеет годами. Вон, у нас в Эрмитаже, и в Европах — сотни доспехов, если не тысячи. По пятьсот-семьсот, а то и тысячу лет некоторым. И не проржавели же, не превратились в прах и тлен. Так и тут — качество железа в целом достойное. Просто мало его получается, дорого, трудозатратно, и «свинского железа» выход большой. Но в целом мир не безнадёжен. А потому Дорофей рискнул, и на свой страх и риск, опираясь только на мои слова, которые нельзя классифицировать иначе, как «пьяный базар», построил достаточно большую… Да что там, в понимании Ромы невьебенно огромную печь, и прогнал в ней доступные на тот момент запасы криц и руды. И получил результат, который обнадёжил.

После чего этот перец выбил у Астрид людей и денег на новые печи, выбил у Прокопия и Ансельмо железо из стратегических запасов замка и начал дальше экспериментировать, строя всё новые и новые колоссы для выплавки. И остановиться уже не может, обещает шестую печь вскоре поставить, третий по счёту горн, но теперь разрешение уже у меня спрашивает.

— М-мать, Дорофей! А чего ты не сказал мне всего этого в Апреле? — охреневал я, пытаясь заглянуть в воронку «устройства шихтоподачи» — штуковины сверху, куда мужик с лопатой насыпал смесь помеленной руды и древесного угля. Процесс на домне тут, как и в нашем мире, непрерывный (тоже благодаря мне, у местных он прерывается… А, я это уже говорил). Жидкий чугун сливают в специальный ковш на колёсах, который везут по чугунным же (чего на них хороший материал переводить) рельсам к горну, где краном поднимают и заливают — на вторую стадию процесса. А сюда периодически досыпают руду, перемешанную с углем. Снизу ещё можно дров подкинуть, если что-то в процессе пойдёт не так, и отдельно — угля. И на горне тоже. Возле всех пяти печей стоят монструозные ручные краны с лебёдками — для того и нужны производству десятки крепостных (пока) мужиков обслуги. Внутрь печи заглядывать не стоило, так как оттуда шёл раскалённый воздух — снизу в неё пятью параллельно работающими огромными мехами, запитанными на водяное колесо, непрерывно задувался воздух. То есть они все были запитаны от одного колеса, но пока один надувался, другой сдувался, по очереди, как коленвал, и поток воздуха в печь входил почти равномерный.

— Почему пять? — спросил я мастера, показывая на эдакую вундервафлю. Кажется, в Апреле мы обсуждали, что такое клапан. Но в остальном — его придумка. Или кого-то из его мальчиков.

— Больше на колесо закрепить не получилось. Мощности не хватает. Меньше — поток воздуха неровный. Вот и пять…

Возле каждой из работающих печей на реке плавало ещё по одной тяжёлой платформе с колесом. Может если подгонят новых колёс, и тут будут успехи? Жаль, что мы не на горной речке, как Мурсия.

…Это сколько ж за два месяца сил и денег во всё это вбухали? Я на секунду задумался над этим и охренел. И понял, что не зря не стал 3,14здить Ансельмо, что тот на кабальных условиях, под залог земель, взял новых кредитов. Если вундервафли по железу выстрелят — не только долги раздам, а монополистом стану, плевать, что в графстве ни одного месторождения (во всяком случае пока не одного. Гусары молчать про Феррейрос!)

Ах да, слово «шихтоподача», как и «домница», звучали на русском, как и многие другие более мелкие термина. Я тут много чего в оборот ввёл, оказывается. Но удивляться сил уже не было.

— Чего? — не понял витавший на своей волне мастер. — Чего «чего не сказал в Апреле?»

— Что вы варите железо в одну стадию, — пояснил я. — Я ж не знал этого. И что чугун считали отходом — тоже, блин, не знал. Кстати, Астрид, пошли кого-нибудь за Ансельмо — надо наладить массовую закупку чугуна где только можно, по любым це…

— Уже. — Сестрёнка довольно улыбнулась. — Ричи, занимайся войной. Раз мы взялись тебя прикрывать с тыла — мы стараемся. Уже, и деньги выделила, и Ансельмо людей разослал во все гильдии королевства, Валенсию, Вандалузию и Таррагону. К осени в порт на Белой придут десятки кораблей, если не сотни. Мы же на зерно его менять будем, а зерно как раз подскочит в цене — им будет выгоднее.

Ну да, Мурсия и Валенсия будут работать по контрактным ценам. А им закон писан не будет — только рынок. Но объёмы «чёртова железа» обнадёживают.